У 1795 році для Волині почався відлік нового етапу життя – перебування у складі Російської імперії. Під час франко-російської війни 1812 року війська імперії нахабно вдерлися до міста і квартирувалися тут певний час. Військових буквально розпихали по квартирах лучан. Жили вони і в монастирях. Так, повністю були заселені тринітарський та домініканський монастирі. Монахам довелося потіснитися. А монастир домініканців забрали для використання як штаб 2 Західної армії під командуванням генерала Петра Багратіона.
Артилерійський офіцер Микола Митаревський на власній шкурі відчув, як то було заночувати бодай ніч у переповненому місті. Подаємо його спогади в оригіналі з видання "Воспоминанія о войнѣ 1812 года", видані у 1871 році.
Приближаясь къ Луцку, встрѣчалъ уже разные полки и команды на походѣ. Это меня сильно безпокоило, тѣмъ болѣе, что дороги сдѣлались чрезвычайно дурны, лошади въ моемъ обозѣ начали замѣтно пріуставать и я уже пе нокидалъ его. Верстъ за сто отъ Луцка, не помию въ какомъ мѣстечкѣ, я остановился. Тамъ стоялъ каваллерійскій полкъ и картировалъ генералъ. Пошелъ я къ нему; это было на страстной недѣлѣ въ пятницу. Генералъ меня принялъ благосклонно и иригласилъ къ себѣ обѣдать, но сказалъ, что вся армія въ передвиженіи, что онъ рѣшительно нe знаетъ, гдѣ теперь должна быть наша рота, и совѣтовалъ ѣхать въ Луцкъ. Этотъ совѣтъ въ послѣдствіи надѣлалъ мнѣ много хлопотъ; я проѣзжалъ только въ нѣсколькихъ верстахъ отъ новыхъ квартиръ нашей роты, и еслибы узналъ объ этомъ своевременно, то избѣжалъ бы множества непріятностей. Нашъ ротный командиръ былъ командированъ для осмотра артиллерійскихъ парковъ; за нѣсколько дней предъ проѣздомъ моимъ чрезъ Несвижъ, онъ былъ тамъ, но я не могъ этого узнать. Съ ротою находился поручикъ; онъ писалъ ко мнѣ еще въ Смоленскъ о передвиженіи, но я не получилъ его увѣдомленія.
«По пріѣздѣ въ Луцкъ, обратился я къ полицеймейстеру съ просьбою о квартирѣ и разсказалъ ему, какимъ образомъ прибылъ. Такъ какъ прежде мы стояли отъ Луцка верстахъ въ двадцати, то я часто бывалъ тамъ и былъ знакомъ съ полицеймейстеромъ. Это былъ отставной раненый кавалерійскій маіоръ и прекрасный человѣкъ. «Ахъ, батюшка мой», сказалъ онъ мнѣ, «не знаю, что мнѣ съ вами дѣлать и гдѣ васъ помѣстить. Вы не можете себѣ представить, что у насъ за суматоха… Всѣ дома заняты и нѣтъ уголка свободнаго. Тутъ князь Багратіонъ со всѣмъ своимъ штабомъ… вся армія собралась около Луцка… Давай квартиры, строй печи для заготовленія сухарей, давай дрова, давай подводы и все на свѣтѣ. Мнѣ приходится просто хоть въ рѣку броситься… Когда я сказалъ князю, что невозможно выполнить такихъ требованій, то онъ закричалъ: «Знать ничего не хочу... Чтобъ было, не то — повѣшу». Меня повѣсить!.. Повѣсить стараго служаку!.. Я самъ служилъ моему Государю... кровь свою про-ливалъ...»
И добрякъ полицеймейстеръ до того разгорячился, что, скинувъ сюртукъ и разстегнувъ рубашку, сказалъ: «Вотъ посмотрите мои раны!» Въ самомъ дѣлѣ, плечо и рука были у него порядочно поранены. Тутъ обратился онъ къ стоявшему квартальному, чтобы нашелъ мнѣ квартиру. Когда тотъ сказалъ, что рѣшитедьно не знаетъ, куда меня помѣстить, то онъ обратился къ нему: «Пожалуйста, помѣстите гдѣ-нибудь. Не ночевать же господину Офицеру на улицѣ, въ грязи!» Долго я ходилъ съ квартальнымъ по улицамъ: грязь была страшная. Всѣ квартиры были заняты генералами, адъютантами, чиновниками штаба и разными офицерами; солдатъ въ простыхъ хатахъ стояло человѣкъ по десяти и болѣе. Наконецъ нашли мнѣ квартиру. Въ передней большой комнатѣ помѣщалось человѣкъ десять пѣхотныхъ солдатъ; при этой комнатѣ былъ чуланчикъ, грязный-прегрязный, заваленный жидовскимъ хламомъ такъ, что чуть-чуть оставалось свободное мѣсто; меня туда помѣстили, но я и этому обрадовался, потому что было уже поздно вечеромъ.
Гусар тих часів
На другой день явился я къ артиллерійскому генералу. Квартиру онъ занималъ въ какой-то корчмѣ. Прямо вошелъ я въ большую комнату. Тамъ находился генералъ, его адъютаитъ, нѣсколько офицеровъ и двѣ дамы, одна молодая, другая постарше; послѣ узналъ я, что это были жена и дочь генерала; тутъ же готовили и завтракъ. Началъ я объяснять свое положеніе. Съ первыхъ же словъ генералъ нахмурился; не успѣлъ я кончить, какъ онъ закричалъ: «Какой же тебя чортъ занесъ сюда?.. Почему ты не справлялся по дорогѣ?..» Когда я сказалъ, что, замѣтивъ передвиженіе войскъ, справлялся и что даже кавалерійскій генералъ, къ которому я заходилъ, не могъ сказать ничего, a совѣтовалъ ѣхать въ Луцкъ, то онъ опять закричалъ: «Ты еще нздумалъ оправдываться!.. Ты видно по дорогѣ спалъ, да билъ баклуши? Рота твоя находится около Волковыска, — ступай туда!» — Ваше превосходительство, говорю, извозчики наняты коммиссіей до Луцка и дальше не поѣдутъ; да и лошади у нихъ такъ устали, что едва дотащились сюда. Тутъ генералъ вышелъ изъ себя, кричалъ и топалъ ногами, наконецъ снросилъ: есть ли у меня какія-нибудь казенныя деньги?..
Когда я отвѣтилъ, что нѣтъ никакихъ, то онъ обратился къ адъютанту и сказалъ: «Ну, что вы прикажете дѣлать!.. Ступайте съ нимъ и какъ-нибудь распорядитесь». Все это время я стоялъ, что называется, ни живой, ни мертвый, и такого страху послѣ не испытывалъ, бывши даже подъ пулями и ядрами. Замѣтилъ я однакожь, что дамы смотрѣли на меня съ состраданіемъ. Впослѣдствіи я убѣдился, что не такъ бы поступили наши генералы Кутайсовъ и Костенецкій. Можетъ-быть они и погоняли бы, но навѣрное спросили бы: «Елъ ли ты?» и пригласили бы къ завтраку, тѣмъ болѣе, что это было на святой недѣлѣ. Да и то надо прибавить, что я не слишкомъ былъ и виноватъ. Передвижепія тогда дѣлались не гласно и ничего нѣтъ мудренаго что я не могъ о томъ развѣдать.
Съ адъютантомъ пришелъ я въ канцеларію. Онъ распросилъ меня, потребовал кое-какихъ бумагъ и потомъ сказалъ: «Не удивляйтесь, что генералъ такъ поступилъ съ вами. Вы видите, какая теперь во всемъ суматоха; отправить васъ не такъ-то легко; нужно вытребовать деньги изъ интенданства, что такъ же довольно трудно; между тѣмъ наведывайтесь въ канцелярію». Адъютантъ былъ очень богатый молодой человѣкъ и любилъ играть въ карты. Не только въ частныхъ домахъ, но и въ трактирныхъ, и въ офицерскихъ собраніяхъ онъ игралъ но цѣлымъ ночамъ. У него былъ собственный человѣкъ, почтенной наружности, который одѣвался какъ какой-нибудь баринъ. Часто этотъ человѣкъ, въ родѣ дядьки, у котораго хранились и деньги, увѣщевалъ его и представлялъ несообразность такого пристрастія. «Счастіе ваше», говорилъ онъ своему барину, «что вы всегда проигрываете и что игра небольшая: все это не составляетъ для васъ большего разсчета; но подумайте, что еслибы вы обыграли какого-нибудь бѣдняка-офицера?.. Гдѣ была бы ваша совѣсть?»
Была святая недѣля; денегъ у меня оставалось пѣсколько мѣдныхъ рублей, а на нихъ долженъ былъ я жить и въ Луцкѣ и въ дорогѣ, ѣсть самъ и кормить солдата, а все вообще чрезвычайно вздорожало. Хотя мое положеніе тогда было и весьма печальное, но теперь, испытавши многое, удивляюсь, какъ я былъ тогда неопытенъ и слабъ, что не могъ выдержать и, возвратившись на квартиру, упалъ на что-то въ родѣ кровати и заплакалъ.
Адъютантъ правду сказалъ, что не легко было меня отправить. Былъ я нѣсколько разъ съ нимъ въ интендантствѣ и у самого генералъ-интенданта Ланскаго. Пока вытребовали деньги и наняли извощиковъ, прошло дней пять. О прогонахъ для себя я уже не хлоноталъ. Радъ былъ, что вырвался изъ Луцка и съ извощиками шелъ пѣшкомъ до самаго мѣста рапноложенія роты около Волковыска. Къ тому же погода сдѣлалась прекрасная и дорога поправилась.
Підпишіться на «Хроніки Любарта» у Facebook та Вконтакті.
